Ночь самое лучшее время. Для сна. А когда сна нет, найдется всегда масса занятий, для которых ночь тоже будет самым лучшим временем. Вот, например, можно сходить к рыжему однокласснику и посмотреть фотографии, которые Алекс сегодня не делала. Ну и что? Подумаешь, проспала полдня, не успела, а тут так приглашают. Ну, грех отказываться от такой компании! К тому же брат тоже с Фредди сидеть будет, чего Алекс то одой скучать? Можно было, конечно похвастаться Бьёргу секретными материалами (полное издательство, что еще никто не видел!) и парой фоток с телефона, какие еще не успела показать парню, но что уже увидели все соцсети пару дней назад.  Сегодня в их соревнованиях победил Андерсен и он… остается без приза. Что поделать, такое бывает. Можно раздобыть ему конфетку, в качестве поощрительного приза, если он захочет.
- Хэ-э-эй, что сегодня с Фредди произошло? А то он даже мне позвонил, жаловался на всемирную несправедливость. Кто что нынче не поделил… И, где вы были? – да, то, что ее давно интересовало и что никак не удавалось спросить. Ну, теперь они не торопятся, успеют еще наговорится, и о сегодняшнем дне тоже. – Я сегодня все проспала… Никогда такого не было, - еще и поныть успела на свою неряшливость. – И эти странные совы еще. Кто это вообще придумал?! И вообще… - долгая пауза, большая интрига, - я без фоток почти…
Ну вот, дойти еще до комнаты не успела, а уже поныть успела, вопросами завалить и сдастся.  Все равно бы последнее стало чуть позже ясно, так чего ждать неловкого момента. Лучше  все высказать и сразу, что бы не было лишних претензий.

Девушка рассеянно кивнула: да, Фредди звонил, и явно был чем-то расстроен. Чем именно — она не имела ни малейшего понятия! Честно говоря, Алекс рассчитывала, что Бьёргу об этом известно побольше, но, судя по его остроумному ответу, он также оказался не в теме. И всё же Алекс искренне улыбнулась. С одной стороны, способности Фредди вряд ли позволяли ему чувствовать себя индивидуальностью в том смысле, который подразумевал рыжий. С другой, лично на её вкус, Бьёрг был даже симпатичней великолепного Фредди, и тому было бы грех жаловаться на подобную шкурку.
Вполне возможно, сам Бьёрг считал также, но даже если нет, о Фредди Алекс заговорила только потому, что чувствовала острую потребность поговорить о чём угодно и не хотела молчать в присутствии Бьёрга. Её мучила лёгкая хандра, связанная с тем простым фактом, что она умудрилась проспать самое интересное. Откровенно говоря, это было настолько непохоже на Алекс, что она немного дулась, как на себя, так и на весь мир, посмевший существовать как-то без её активного участия.
Была ещё одна причина, по которой Алекс вела себя тише, чем обычно. Она никогда не была недотрогой — не боялась чужих прикосновений, охотно пожимала руки, обнималась с друзьями или трогала при необходимости незнакомцев. Это не казалось ей ни странным, ни напряжным, но  последнее время дела с прикосновениями у неё обстояли плохо. Честно говоря, последнее время она немного сторонилась людей и потому, почувствовав объятья Бьёрга, явно напряглась и постаралась, как можно более ненавязчиво вывернуться. Бьёрг ей нравился, но это скорее усложняло контроль над нелепой и уродливой способностью, которая появилась у Алекс совсем недавно. Она не хотела его поранить, и не хотела признаться, что эта способность была удобным поводом держаться от него чуть подальше.
Его прикосновения волновали рыжую сильнее, чем какие-либо другие. От них кожа Алекс покрывалась мурашками, в животе что-то ухало так, словно бы она провалилась в какую-то яму, а ноги приобретали непривычную ватность. Все эти волнения казались ей некстати.
— О, нет! — Алекс наморщила нос и скорчила недовольную рожицу, решительно продолжив беседу. — И ты туда же! Великие мы, однако, журналисты. Эдди будет в восторге, когда узнает, что в газету представлять, в общем, нечего, — она фыркнула и расхохоталась, представив негодующего брата. Это представить себе было приятней, чем брата расстроенного. В любом случае, они что-нибудь сочинят. К тому же, всегда можно разбудить очевидца и сделать его фотографию так, словно бы он только-только вернулся с какого-то происшествия.
— И я не грущу! — Алекс показала Бьёргу язык и, едва он открыл защёлку, вскочила на окно, чтобы успеть до того, как он, проявляя джентельменские и иные чувства, решил бы ей помочь. — С чего мне грустить-то? Я честно спала, а все остальные — облажались! — Алекс быстрым взглядом окинула комнату и удрюпалась на стул. Стул позволял сидеть отдельно и не предполагал никакого тактильного контакта.
— А теперь рассказывай! — шутливым тоном потребовала Алекс. — И помни: я хочу знать всё!

Алекс залилась смехом над неуклюжей попыткой Бьёрга влететь в собственную комнату пафосно и круто. Нет, ей, конечно, не хотелось, чтобы он ударился или отшиб себе какое-нибудь важное место вроде головы. Ей даже не хотелось, чтобы он разбил себе камеру! Но не посмеяться над расфуфыренным приятелем, облажавшимся во время крутого пике, было просто невозможно.
— Давай на бис, красавчик, это было круто! — сквозь смех фыркнула рыжая. — Рут звонила? Звонила тебе?! Что же у них там должно было произойти такого, чтобы ты мог им понадобиться? — Алекс бросила недоверчивый взгляд на Бьёрга. С большим успехом она поверила бы в то, что кто-то нашёл или украл телефон директора, чтобы позвонить рыжими просто хохмы ради. Последнее время у местных подростков в моду вошли какие-то уж очень экстремальные виды развлечений. Что поделать? Скука, возраст, замкнутое пространство и супер-способности даже по частям могут ударить в голову, а тут в голову било всё разом, и к этому всему прибавлялись перемены в виде слияния школ в одну.
«Ты. Этого. Не сделаешь!» — с ужасом подумала Алекс, но, разумеется, Бьёрг сделал именно это — уселся прямо у неё в ногах и теперь смотрел на неё снизу вверх своими наглыми нахальными глазищами. — «Ну… блин. Что это?!»
Самое сложное в их не совсем внятных для Алекс отношениях было то, что на него просто невозможно обижаться. Алекс не могла придумать ни одного повода поскандалить так, чтобы попытки хоть как-то соблюдать дистанцию не казались такими уж неловкими и неразумными, и в то же время не могла не чувствовать что-то, когда он был слишком близко, а обстановка чересчур интимной.
— У тебя волосы липкие. Фу! — серьёзным тоном объявила девушка, чтобы хоть как-то изменить атмосферу. Это было ещё одним поводом посмеяться. Смех, на самом деле, плохо сочетался со всем романтическим. Это Алекс уже осознала, и потому закончила свою короткую тираду демонстрацией языка.
— Кто?! — девушка нахмурилась и вытащила камеру из рук Бьёрга, чтобы рассмотреть какую-то там новенькую, с которой у брата, оказывается, что-то могло быть. Вообще, она не имела совсем ничего против личной жизни брата и желала ему всяческого счастья, но желательно не с какой-нибудь надутой дурой, общество которой Алекс не сможет выносить ни минуты.
— А между ними что-то есть? — она приподняла бровь и посмотрела на свои колени, где нагло располагалась голова Бьёрга. Алекс вполне могла быть и не в курсе каких-то личных взаимоотношений Эдди. Они были близки для брата и сестры, но не настолько, чтобы рассказывать о своих сексуальных фантазиях или делиться любовными похождениями. По крайней мере, Алекс все такие мысли, как правило, не только не рассказывала брату, но и вообще держала где-то глубоко в себе, не делясь ими даже с теми девочками, которых могла назвать своими подругами. Строго говоря, с тем же Бьёргом на подобные темы говорить было как-то проще и естественней. Он не имел привычки глупо хихикать или осуждать.
— О, кстати! А я вместе с Эллиотом посетила тайное собрание директоров! — важно объявила девушка и уставилась на Бьёрга, явно ожидая какой-то бурной реакции. Строго говоря, любое собрание директоров по факту было тайным по отношению к ученикам, но так звучало важнее. И хотя Алекс честно хотела скрыть эту новость, по крайней мере, до тех пор, пока не переговорит с Эдди, срочно перещеголять рыжего приятеля, которому звонила Рут и который что-то там знал о брате, оказалось важнее.

— Никто не спросит тебя, Братец Лис, что ты делаешь между моих ног. Спрашивать будут меня, по какому поводу я тебя оседлала, — говорила Алекс насмешливо, но голос её звенел от напряжения, а уши горели красным. — Чтобы передвигаться в таком положении по школе, тебе придётся взять меня на плечи.  Я, конечно, не толстая, но и ты, знаешь ли, не выглядишь, как любитель потягать железо, — закончила Алекс и весьма правдоподобно снисходительно фыркнула, но, как и все рыжие, краснела очень легко. От кончиков ушей жар распространился по шее и, наконец, равномерно заалело всё лицо. Собственные слова звучали глухо из-за быстрых ударов сердца.
От каждого его прикосновения, от мимолётного движения, с которой его голова елозила на коленях, оставляя липкие следы, Алекс словно бы простреливало горячей иглой. Она была так взволнована, словно бы голову ей на колени положил, как минимум, Курт Кобейн, и это казалось одновременно смешным, и очень обидным. Всё потому что, когда он был слишком близко, Алекс нервничала, а, нервничая, она теряла контроль над внезапно проявившийся способностью, и обрастала уродливыми колючками. Кроме того, что ей совсем не светило проткнуть насквозь симпатичного парня, Алекс очень не хотела, чтобы именно этот симпатичный парень увидел её колючей.

— Он просто слишком хорошо воспитан, — буркнула Алекс из невнятной вредности. Строго говоря, ревновать к брату у неё не было совершенно никаких причин, и всё же Алекс немного ревновала. Некий собственнический инстинкт требовал от неё не подпускать к нему сомнительных барышень к своему прекрасному старшему брату.
Заявление Бьёрга польстило, но не вызвало ощущение убежденности. Алекс, как и большинство людей, не была способна оценивать себя объективно. Глядя в зеркало, она легко могла найти с десяток недостатков, которые можно было бы исправить для того, чтобы считаться по-настоящему красивой, но на деле собственная внешность никогда не занимала её внимание слишком надолго. Алекс росла в окружении сногсшибательно красивых девушек, которые вечно липли, как к везучим игрокам, так и к просто богатым, и знала, что красота всего лишь товар. Себя товаром она предпочитала не считать.
Уродство её пугало. По крайней мере, если речь шла об уродстве, которое заприметит одни конкретный человек. Однако быть красивой то же не слишком удобно. С красивыми девушками не дружат, а Алекс очень хотела сохранить их дружбу, и для этого самым оптимальным казалось оставаться ровно такой, какой она была всегда. 

Реакция Бьёрга оказалась именно такой, какую ожидала Алекс, и всё же она умудрилась её ошеломить настолько, что девушка подобрала ноги и позволила оттранспортировать себя к столу, на какое-то время забыв, как волнуют её руки, которые прикасаются к плечам или губам. Где-то с секунду — невероятно  долгое для неё время, — Алекс смотрела в одну точку, словно бы собираясь с мыслями, чтобы действительно написать короткое сочинение на тему: «Как я подслушивала директоров», — но потом забвение кончилось.
— Какого хрена?! — проорала она уже в закрытую дверь ванной. Алекс даже намеривалась встать и пнуть её ногой, но передумала. Бьёрг не утруждал себя комплексами и потому вряд ли стал бы закрываться. Несколько секунд вслушиваясь в шум воды, потом открыла ноутбук и запустила Сапёра на втором по величине поле. Бьёрг вряд ли будет мыться слишком долго, а Алекс нравилось выигрывать.

И хотя на выигрыш на таком небольшом поле времени было нужно совсем немного, Бьёрг выскочил раньше, да ещё в таком виде и с такой активностью, что она едва не свалилась со стула от его напора.
«Неудивительно, что ему все дают», — подумала девушка. В этой мысли было немало самоиронии, но гораздо больше вполне искреннего восхищения, почти незамутнённого тем романтическим бредом, который начал находить на Алекс прошлой весной. Бьёрг нравился ей задолго до всех этих глупостей, нравился, как человек, по-настоящему, зачаровывал, как угольки в костре или светлячки. Он горел и легко зажигал каждого, кто находился в его непосредственной близости.
— Ага, вы: ты и твои гениальные идеи, — хмыкнула Алекс, язвительно кривя губами. Она снова была красной и снова от смущения. Откровенно говоря, это начинало её раздражать. Она не обвиняла Бьёрга за его поведение. Честное слово, разве можно судить собаку за то, что она лижет свои яйца? Бьёрг и тактичность были так же далеко, как маленький Плуто от Солнца.
— Спасибо, что не вышел из ванной голым, но, может, ты всё же оденешься! Я не говорю, что ты можешь застудить своё богатство, сейчас не холодно, но… — Алекс выразительно посмотрела на Бьёрга. Она не обвиняла его, но ей было неловко говорить о том, насколько всё это для неё теперь неловко, и от этого Алекс чувствовала себя глупо. Она даже подумала сорвать это грёбанное полотенце, но быстро поняла, что сыграет далеко не себе на руку.

— На самом деле, всё грустно, — она нахмурилась и вздохнула. — Во-первых, нас заметили. И я говорю об этом только потому, что сегодняшний вечер, возможно, последний в моей жизни, учитывая, что мы оставили в кабинете! Конечно, не мы, а Эллиот, но так как нас там видели последними, и Эллиота я сдавать не буду... — Алекс провела ребром руки по горлу. Строго говоря, страшных последствий она не боялась. Ну что они могут с ней сделать? Исключить? Нет. В том-то весь и фокус, что они нужны этой школе едва ли не больше, чем школа нужна им. В конце концов, они-то всего лишь подростки, а школой управляют зрелые взрослые люди. Другой вопрос, что у этих зрелых взрослых людей были все шансы сделать жизнь своим ученикам чуть менее веселой и переносимой, чем она была сейчас.
— Я говорю об этом, как о более страшном происшествии только потому, что Эллиот нарисовал хуй на стене, и тогда мне этот жест казался прекрасным выражением протеста! — Алекс замолчала, полагая молчание лучшей местью за все прикосновения, отсутствия одежды и толстокожесть, но новость горела на её языке, и потому она быстро ею выстрелила. — Они объединяют школы!

Нельзя требовать от людей, чтобы они испытывали конкретные чувства в одном с тобой темпе. К сожалению, эмоции необъективны и не подчиняются правилам справедливости. Сколько бы ты не любил человека, сколько бы в него не вкладывал, сколько бы не делал ему добра, он не обязан полюбить тебя в ответ и, вполне возможно, не полюбит. Кроме того, чувства меняются. Тот, кто несколько месяцев назад был тебе хорошим другом, ещё через пару месяцев может стать незнакомцем… или возлюбленным. Откровенно говоря, разница небольшая. И в том, и в другом случае, предыдущие отношения идут на свалку.
Алекс плохо разбиралась в своих чувствах, но общие правила игры знала. Она хотела, чтобы всё осталось, как раньше. Хотела не смущаться его, не радоваться его комплиментам, не краснеть от его прикосновений. Собственной, ей даже не хотелось, чтобы Бьёрг полюбил её так же, как она любила его. Всё, чего хотела Алекс, это управлять своими чувствами. Однако, как оказалось, нельзя требовать конкретных чувств даже от самой себя. Жизнь несправедлива, а быть подростком отстойно. Вот чему должны учить в школе.

Однако, даже с её точки зрения, Бьёрг бил все рекорды толстокожести. Что казалось бы странным и подозрительным, если бы речь шла о ком-то другом. Алекс хорошо знала его уловки: вовремя подаренная улыбка, небрежное прикосновение, чувство близости, которое он дарил. Казалось бы, чтобы пользоваться таким оружием, надо знать, когда его применять. Но, возможно, она преувеличивает, если не силу его чар, то разумность их применения. Возможно, что он не столько манипулятор, сколько эгоистичный озабоченный мальчишка, который не читает твои эмоции, а умеет настраивать их под себя.
Это даже дар, но даже если принять это предположение за неопровержимый факт, почему-то легче не становилось. Алекс не верила, что Бьёрг издевается над ней намеренно, однако он это делал, а она на него за это злилась.
Алекс небрежным движением отбила его руку. К чёрту эти нежности!
— Ты совсем тупой?! — раздражённо спросила она, но тут же пожалела о своей вспышке и отвернулась к Сапёру на время переодеваний Бьёрга уже не столько от смущения, сколько от досады. — Ладно, проехали. Я не простужена, окей? Просто много всего произошло. Я последнее время часто бываю на взводе. Моя мама даже хотела отправить меня мозгоправу. Она считает, что школа на меня плохо влияет, — Алекс невесело хмыкнула. — Правда, она не уточняла, моя школа или школа вообще.
Родители были чудесной универсальной темой, которую почти невозможно было исчерпать. По крайней мере, с теми, у кого были родители. Всегда находился повод пожаловаться на непонимание или недопонимание. В конце концов, нельзя было избежать конфликта поколений. В особенности, если речь идёт о простых людях и детях индиго — детях, которые должны учиться в другой стране, жить в другой стране, работать в другой стране; детях, слишком странных и ненормальных даже для самых толерантных родителей.

— О, ты хочешь защитить меня? Какой милый и очень мужской поступок! Тогда почему бы тебе просто не признаться, что всё это сделал ты?! В конце концов, меня видели только рядом с местом преступления, а не застали во время его совершения, — Алекс рассмеялась. Конечно, она не хотела, чтобы Бьёрг впухал из-за неё. Она не позволила бы ему это сделать, даже если бы он действительно изъявил такое желание! Но его готовность помочь так, чтобы самому точно не напрячься и, тем самым, показать себя героем, провоцировала.
— Расслабься! Я в любом случае не собираюсь признаваться. Если им есть что мне предъявлять, пусть доказывают! В конце концов, у нас действует презумпция невиновности, — или должна действовать. В Америке за что-то подобное её бы отстранили от занятий на три дня или на неделю. Возможно, даже с обязательным походом к психологу или в кружок психологической поддержки. Единственное на что нельзя было рассчитывать сходу, это на отчисление. В конце концов, она хорошо училась и участвовала в общественной жизни. Даже самый строгий преподаватель не стал бы портить её жизнь из-за одной разрисованной стены.
— Если на меня станут сильно давить, я могу пустить слезу. Я же девочка! Может это смягчит её сердце, как думаешь? — спросила Алекс, и тут же ответила со смешком. — Вряд ли… Значит, я буду официально протестовать против слияния. Это наверняка подходит под ущемление моих прав. Я привыкла играть одну социальную роль в своей социальной группе и мне совсем не хочется теперь подстраиваться под другие! Вообще говоря, чем больше я об этом думаю, тем сильнее приобретает привлекательность политическое убежище под статусом чужой невесты. Хотя это всё ещё немного унизительно.

Честно говоря, Алекс рассчитывала на более бурную реакцию от своей сенсации. Что-то близкое к реакции Эллиота, быть может, или даже к своей собственной. Но Бьёрг удивил спокойным и рассудительным тоном.
«Он словно бы знал! Или ему просто всё равно!»
— Думаю, что всё это хрень собачья. Никто нас не будет расселять в одно общежитие! Это же бред! — буркнула девушка, обратившись к своему телефон. Там были фотографии всех найденных Элиотом бумаг с собрания. Алекс открыла их и протянула Бьёргу. — Возможно, всё это делается только для общего расписания. Чтобы не повторять совпадающие лекции или типа того. Может быть, слияние нужно ещё для тех, у кого способности не такие определённые. Бывают же те, у кого одновременно физическая и ментальная направленность или ментальная и стихийная или все сразу. Наверное, директора ни один год готовились прийти к такому решению. Однако ты прав! Главный вопрос, почему сейчас? И это нам предстоит выяснить. Как думаешь, такой материал для выпуска пойдёт?

— Фу, Бьёрг! Это просто... просто... фу! Даже добавить ничего не могу. Ты серьёзно полагаешь, что единственная причина, по которой девушка не пребывает в состоянии счастливой эйфории рядом с тобой — это месячные?! Серьёзно?! — в этот момент Алекс стало его даже почти жалко. Складывалось ощущение, что Бьёрг смотрит на мир через настолько узкую щёлочку, что просто физически не способен понять что-то кроме того, что само попало в его поле зрения.
«Зато это делает его счастливым», — со злостью подумала девушка, но это была уже другая злость. Вспышка гнева, пусть и короткая, немного снизила давление, и пока Алекс понимала, что с ней происходит. Это всё ещё было тягостно, неприятно, противно, но пока подконтрольно.
— Похоже, мне всё же придётся это сказать, да? — девушка тяжело вздохнула, прикрывая ладонями рот. Она не чувствовала в себе сил спокойно смотреть ему в глаза. Её взгляд метался от одного его глаза до другого, подмечая остальные детали: мокрые волосы, веснушки, влажную после душа кожу. Она чувствовала запах чистоты и того, в чём он там моется, а беззащитное выражение на его лице, выражение непонимание, расстройства, её полностью обезоруживал. Собственные глаза от такого зрелища щипало. Бьёрг был хорошим человеком, хорошим другом, хорошим парнем почти во всём. Алекс любила его, и он был совершенно не виноват в том, что не мог понять, что это значит.
— У меня проблемы, Бьёрг. Проблемы с эмоциональной частью. Проблемы с... У меня открылась третья способность, и она не особо лицеприятна, и я не могу её контролировать, и я боюсь навредить тебе. Я почти как грёбанный Халк, только не зелёный, а покрывающийся колючками, — слова давались Алекс нелегко, застревали по пути наружу и говорила она словно бы захлёбываясь ими — сбивчиво, неровно, громко. По крайней мере, до последнего предложения.
— Поэтому не трогай меня, пожалуйста. Окей? — шёпотом завершила она, чувствуя, как в сердце что-то обрывается. С одной стороны, это было замечательным предлогом, который объяснял всё и вроде бы решал все проблемы, но главной её проблемой заключалась не в том, что Бьёрг её трогал, а в том, что она хотела этих прикосновений.
Глаза снова болезненно защипало, и Алекс быстро заморгала, пытаясь вспомнить более нейтральную тему для разговора.
— Я ничего говорить не буду, расслабься. И уж тем более не буду наговаривать на какую-то бабёнку, которая имела неосторожность оттираться рядом с братом. Думаю, всё как-то само наладится, — вот в это она почти верила. Конечно, ей хотелось причитать о том, что «Рут меня убьёт» или что «это было так тупо!», но по факту Алекс относилась к происходящему, как к игре — возможности получить свою долю адреналина, реализовать хотя бы часть эмоций. И Бьёрг был прав, скорее всего, всё кончится небольшим локальным ремонтом в кабинете. Если уборка не спасёт положение.
— Я слышала тебя, Бьёрг, но разве это не нормально? Я хочу сказать, что в школах такое встречается на каждом шагу: математики недолюбливают гуманитариев, и тех, и других презирают спортсмены, и иногда случается что-то плохое. Оно случается не из-за школы, гуманитариев, математиков, спортсменов — а из-за всего сразу, — Алекс замолчала, подбирая слова. До этого она, скорее, выпендривалась, теперь пыталась объяснить свою точку зрения серьёзно. На словах выходило хуже, чем было в голове, и всё же она надеялась, что её можно понять.
— Я не говорю, что объединение — это плохо, но это тяжело, это стресс и это, наверняка, создаст волну конфликтов. Потому протестовать нужно. Нужно направить негативную энергию в управляемое русло. Пусть все убедятся, что ничего не лишатся. Пусть покричат. Никто из-за наших действий всё равно не станет отменять уже утверждённое изменение. Мы всего лишь школьники, дети, у которых, объективно, слишком мало прав.

Сердце в её груди бешено колотилось. По его вине. Он бесил её.

От возмущения Алекс потеряла дар речи. Подобный казус случался с ней нечасто. Как правило, большая часть её проблем начиналась с того, что она в очередной раз не сдержала язык за зубами. Впрочем, данную ситуацию — неловкую и глупую, — можно было отнести на этот же счёт. И надо же ей было так неудачно выбрать время и место для откровенности. И с кем?! Бьёрг, казалось, ни к чему не относился достаточно серьёзно, и это его качество так восхищало и нравилось Алекс, но ровно до того момента, пока не было направлено против неё. Это было глупо, ещё раз глупо и несправедливо.
Алекс посидела, то открывая, в попытке выразить чёткими словами, в каком направление ясно открывалась дорога, которой Бьёргу стоило идти, то закрывая. Она хорошо понимала, что с каждым дальнейшим словом сделает только хуже. Бьёрг при многих своих хороших качествах был туп, как пробка, и в минуты, когда Алекс это понимала, ей становилось стыдно за них обоих — за него, такого милого и бестолкового, и за себя.
— Это не смешно, — буркнула Алекс, становясь откровенно пунцовой. Сейчас она была бы совсем не против на самом деле оказаться Халком, разнести комнату и разбить парочку предметов о его пустую голову.
«Это не смешно», — повторила она про себя, рассеянно вслушиваясь в слова Бьёрга. У Алекс всегда с трудом получалось открываться людям, и, конечно, ей было неприятно, что проблемы — те самые проблемы, которые сама Алекс возвела в ранг величайших, — смешили человека, которому она доверилась, показала слабость и ранимость. Это унижало её. Алекс сдерживала растущее в себе желание ущемить или обидеть Бьёрга — снова вернуть его на место. Она опасалась, что простыми средствами этого сделать не получится, а за использование эффективных больше всего стыдно будет ей самой.
Она молча выслушала Бьёрга, решительно игнорируя и тест на беременность (вот с чем бы она точно не стала бы к нему подходить!), и Ёжика-Соника (который почти заставил её улыбнуться), и Рут (уже трижды обмусоленную тему), но последнее замечание неожиданно для самой девушки вызвало в ней острую реакцию, почти никак не связанную с тем, что Бьёрг снова небрежно к ней прикоснулся.
— Плодить сущности?! — Алекс выразительно приподняла брови. — Какая чушь! Бьёрг, а давай мы всех лишим половых признаков, пострижём на лысо и заставим говорить на одном-единственном языке те полторы-две тысячи слов, которые едва ли позволят проявиться какой-либо индивидуальности. Ну так, на всякий случая, чтобы сущности не плодить! — она выразительно фыркнула. — Каждый из нас всегда какая-то сущность, к каждому можно придраться. Гораздо лучше, если учеников объединит общий конфликт против учителя, чем разделит мнение, как к этому объединению относится.
Девушка и сама точно не смогла бы сказать, почему, в конечном итоге, решила развивать эту тему. В общем-то, ей было всё равно, как, в конечном итоге, отреагируют ученики. Она не верила, что может появлиять на всю школу, а влияние на двух-трёх человек ничего не значило. В итоге, Алекс собиралась разумно присоединяться к той группе друзей товарищей, в которой будет находиться на тот или иной момент. С её точки зрения, это не было проявление лицемерия или слабости. Она просто искренне понимала мысли каждого из них.
Наверное, в большей степени, из-за этого понимающего отношения, из-за того, что данная к ней прямого отношения не имела, Алекс так легко было на ней реагировать. К тому же к своему небольшому, в общем-то, возрасту, она успела устать от темы равенства рас, полов, религий и прочего.
Алекс полагала, что основная проблема в неправильном посыле. Люди не были равны. И это прекрасно! У каждого человека свои анатомические особенности, свои чувства, свои таланты. Приравнивать всех людей, намеренно сглаживать и срезать углы отличия, чтобы все ладно к друг другу подходили, было неправильным, а именно так, в конечном итоге, действовали все движения за равенство.
Алекс полагала, что более правильным словом была бы «справедливость». Она считала, что отношения между людьми не должны игнорировать особенности, но учитывать их и относиться к ним справедливым образом. Самое обидное, что понимая это, она совершенно не представляла, как выразить этот посыл настолько правильным образом, чтобы все не только услышали её, но и поняли. Она склонялась к мысли, что пройдёт ещё немало времени, прежде чем людям надоест конфликтовать, и, возможно, тогда они перестанут быть людьми. 
— Ладно, к чёрту, забей на это. И не трогай меня! Тот факт, что для тебя моя проблема повод для «ха-ха», никак не уменьшает её в моих глазах. Уж прости, но на высокого авторитета ты не тянешь. Скорее просто на пофигиста, — она зарылась пальцами в рыжие волосы.
— Пресс-конференция не такая плохая идея, кстати. Будет и для нас работа. И информацию можно будет подать правильным образом! Даже у тебя бывают озарения, — Алекс толкнула Бьёрга в плечо и усмехнулась. На эту тему ей определённо стоило побеседовать с Эдди.

Алекс несколько секунд серьёзно раздумывала над идеей обрить Фредди налысо. Идея показалась ей забавной, и была заманчиво далека от всех остальных проблем: и тех, которые включали в себя рыжую макушку Бьёрга, и те, в которой она даже не мелькала рядом. Про веснушки он, конечно же, был прав. Так просто стереть их не получится ни с лица Эдди, ни с его лица, ни с её собственного, но суть ведь не в этом! Не в невозможности стереть всякую индивидуальность, а в самой потребности в индивидуальности, в необходимости собираться в группы, заводить взаимоотношения, держаться этих связей.
— Ты знаешь, для чего военным нужна форма? — спросила Алекс, задумчиво водя пальцем по поверхности стола. Дружеские объятья девушка старательно проигнорировала. Она пыталась держать дистанцию, в большей степени, просто потому, что у неё это совсем не получалось. Она не могла дружить наполовину или наполовину чувствовать. Было бы хорошо влюбиться в кого-нибудь ещё, а с Бьёргом вновь стать только друзьями, но то ли подходящих кандидатур не было рядом, то ли по желанию это не слишком получалось.
— Это психологическая защита. Ты надеваешь форму и превращаешься в солдата — перестаёшь быть собой. Те, кто носят другую военную форму — тоже не люди, а враги. В итоге, снимая форму, ты снимаешь с себя всю ответственность за поступки, совершённые в то время, когда ты был солдатом. Форма лишает человека индивидуальности, лишает души, делает жестоким, — она понимала, что своими словами только сильнее путает, что они вряд ли в сознании Бьёрга как-то сочетаются с тем, что он говорил, но для Алекс они не просто сочетались. Для неё собственный монолог был прямым следствием. А объяснять взаимосвязи ей всегда было тяжело и лень. Именно поэтому она была плохим учителем, которому проще решить самостоятельно, чем объяснить способ решения.
— Конечно, я не хочу войны, Бьёрг. Включи мозги. Но война будет. Я могу не вмешиваться в это, могу молчать в тряпочку, но она всё равно будет. И участвовать в ней будет не только «Стебель». Спорим? — но спорить не хотелось. Честно говоря, хотелось прилечь, позволить себя обнять и заснуть. Она чувствовала себя вымотавшейся и уставшей. Вероятно, в большей степени потому, что не получала необходимой поддержки. Алекс всегда легко справлялась сама, и ей было неприятно, когда кто-то соглашался  ней для галочки, но тот факт, что она никогда не общалась с тем, кто бы полностью был с ней согласен, время от времени угнетал.
Сейчас, видимо, действительно было такое время.
«Может, у меня и правда ПМС», — девушка скосила взгляд на Бьёрга и невольно улыбнулась. Он выглядел очень милым. Алекс прикинула, как далеко лежит фотоаппарат, быстро взяла его в руки и сделала пару кадров, пока Бьёрг потягивался на постели.
«Словно лисица в траве», — она улыбнулась. Его желание помочь уже не раздражало.
— Если она, конечно, посчитает мысль дельной, а не попыткой подросткового троллинга. Двигайся! — Алекс встала и плюхнулась рядом на кровать. Возможно, если бы он был её парнем, она бы не промолчала насчёт женской душевой, а изобразила бы ревность. Именно изобразила, потому что вряд ли была способна ревновать к прошлому, но такая реакция демонстрировала близость отношений с тем же успехом, что объятья и поцелуи.
Но она не была его девушкой и сейчас её больше волновала та часть, в которой Бьёргу пришлось просочиться сквозь стену, чтобы его не избили. 
— Почему тебя пиздили? — Алекс прильнула ближе и прикрыла глаза, решив, что, если её новая уродская способность действительно отреагирует на Бьёрга, он, по крайней мере, вполне может отдать ей травмы обратно. Ещё она подумала, что они, как минимум, были схожи в острой потребности защищать и поддерживать друзей. Просто не очень умели это делать правильно и не всегда поступали последовательно.

Алекс могла бы сказать, что разницы, по сути, нет; что администрация школы сама создала ситуацию, когда на одной небольшой территории присутствуют, как минимум, три группы учеников, из которых часть воспринимает соревнование довольно серьёзно; что одна форма и одна школа в единочасье не решит конфликт просто потому, что сделано это против воли школьников, против их желания, без минимального и, разумеется, формального согласия с их стороны. Заглянув в глаза Бьёргу, Алекс осознала, что он просто жрёт с неё, и надулась.
Продолжать спор, к которому относишься серьёзно с тем, кому откровенно всё равно, как минимум, глупо.
— Красивый, красивый, — согласилась Алекс, — но тупой.
И, признаться, ей даже это нравилось. Нравилось, что Бьёрг или не думает вообще, или не думает чаще всего. Его не волнуют последствия или морально-этические дилеммы. Алекс подозревала, что он вообще большую часть времени пребывает в довольно бездумном и потому счастливом состоянии. Это её восхищало и в то же время раздражало. Она довольно часто задумывалась о последствиях своих действий. Часто, но не заранее. В итоге, она довольно часто жалела о том, что никак не может исправить.
— У Эдди нога болит. Пусть отдыхает. О твоём предложении я подумаю, спасибо, — она действительно подумает. Хотя, честно говоря, выступать в роли гонца ей хотелось только в случае, если её в этой роли увидят друзья. Чтобы, так сказать, принять огонь на себя. Или в случае, когда директор уже вызвал и собрался гневаться, в качестве ответного удара. А вот добровольно и самостоятельно подставиться...
«В конце концов, они ещё могут решить, что это только Эллиот. В конце концов, это даже правда», — подумала Алекс, и так отвлеклась, что не сразу сообразила, что её собираются поцеловать. Точнее, как раз это она сообразить успела, но сходу не вспомнила о том, что вообще-то не собиралась ему ничего подобного позволять. Держать дистанцию у неё совершенно не получалось.
Алекс рефлекторно потянулась следом, желая продлить поцелуй, сообразила, что не так, раскраснелась до корней волос и ощутимо ткнула кулаком под дых.
— Потому что ты дебил! — фыркнула девушка и сделала вид, что собирается спать: закопошилась, заёрзала, подтянула к себе подушку, устроилась на ней и прикрыла глаза. — Тебе надо, ты и выключай! — заявила она, но прежде чем Бьёргу могло понадобиться перегнуться через неё, всё же встала, закрыла крышку ноутбука и выключила свет. В темноте ощущение близости стало только сильнее и от воспоминаний о поцелуе её бросило в жар.
— Я в душ пойду, — произнесла Алекс, всё ещё удерживая руку на выключателе. — Дай мне полотенце и футболку.