Шмыгнув носом, Таке прижался спиной к стене корпуса, словно не поддерживай он здание своим тощим тельцем, оно могло обрушиться, раздавив его непутевую голову, да и его всего заодно. Чересчур холодный для начала октября ветер норовил забраться под тонкую куртку, пройдясь по покрытому мурашками телу широкой ладонью, отчего вдоль позвоночника, от макушки до самого копчика, пробегала мерзкая дрожь, которую хотелось как можно скорее стряхнуть с себя. Мальчишка зябко подергал плечами, втягивая голову в плечи. Оставалось надеяться, что эта гадость не на долго, и скоро опять выглянет солнце. Задрав голову, Такехико посмотрел на вечернее небо, затянутое серыми неуклюжими облаками, напоминающими ему бегемотов. Хотелось приподняться на мысках старых кед, подняв руки вверх до боли в кончиках вытянутых пальцев, и развести облака в стороны. Но это было глупо и бесполезно. Вместо этого Таке сполз по стене на землю, зарывшись ногами в мокрую от недавнего дождя траву. Тонкая ткань изношенных кед с когда-то яркими, а теперь грязными шнурками, моментально промокла, неприятно прилипнув к ногам вместе с носками. Стало еще холоднее и отвратительнее. Запустив руку в правый карман куртки, среди хлама довольно быстро, к собственному удивлению, отыскал изрядно изувеченную жизнью полупустую пачку дешевых сигарет, в которой была припрятана и зажигалка. Красивая и дорогая, она приятной тяжестью лежала в руке, абсолютно не подходя ни этому мальчишке, ни его дырявому карману, подкладка которого хранила куда больше сокровищ, чем он сам. Достав из пачки сигарету и зажав ее между зубов, Такехико поддался немного вперед, прикрыв лицо рукой, чтобы озорной ветер не задул испуганно поддрагивающий огонек зажигалки. Терпкое и горьковатое тепло наполнило его изнутри, вырвавшись наружу сизим и извивающимся дымом. Сигарета не была панацей от проблем - она не могла спасти его от правил, которым мальчишка никогда не умел подчиняться, она была бессильна в борьбе с дисциплиной, от которой хотелось выть, она абсолютно точно и совершенно верно не имела ни единой возможности спасти его от нападок сверстников и ребят по старше - сигарета не могла изменить ровным счетом ничего, и все же, куря, Такехико чувствовал себя лучше. Прикрыв глаза и упершись затылком в стену, он ловил исцарапанным носом редкие лучи тянущегося к закатной подушке солнца, то и дело пробивающегося между боками небесных гиппопотамов, и представлял себя уже очень и очень взрослым. Не старым. А самостоятельно взрослым, способным пойти туда, куда ему хочется и выглядеть при этом так, как ему нравится, даже если это строгий костюм бирюзового цвета с апельсиновым галстуком. Таке любил бирюзовый цвет, правда, чуточку меньше, чем апельсины.
Сигарета казалось бесконечной, но ровно до своей половины, пока за спиной не послышались голоса, заставившие Такехико очень и очень взрослого обернуться Такехико маленьким, но это заняло чуть больше времени, чем нужно, и мальчишка не успел спрятать или хотя бы потушить сигарету, представ перед одноклассниками в не самом подобающем для ученика стебля лотоса виде. Как элитная зажигалка не подходила Таке, так и он сам, вечно взъерошенный, тощий, мелкий, словно созданный из острых углов, треугольников и поломанных линий, не вписывался в эту школу и маленьких солдат. В далеком детстве у Такехико был маленький отряд пластмассовых солдат, которых он каждый день отправлял на смертельно опасные задание. В школе, конечно, на смертельные задание их никто не кидал, но разве уравнения и химически задачки не хуже этого во сто крат?! Мальчишка был уверен, что хуже. Он был готов ринуться в бой хоть завтра, но вроде пока все было спокойно, да и так ли нужна крыса на поле боя? Таке не знал, и что-то подсказывало, что столпившиеся вокруг него подростки тоже не имели по этому поводу ни единой мысли, да и не особо хотели думать на этот счет. Куда больше их волновал зарвавшийся коротышка, портящий репутацию всей школы. Паршивая овца, конечно, бывает в каждом стаде, но для этого и придуман искусственный отбор, чтобы своими руками от них избавляться. Вот только борцы за чистоту школу собирались воспользоваться не руками, но тоже довольно таки действенными конечностями.
-Больно же! Идиот! - Такехико вскочил на ноги, потирая ушибленное бедро, на котором к завтрашнему утру растечется чернилами синяк от неслабого удара мыском сапога. - Совсем того, имбицилы солдафонские? - потушив сигарету о подошву кеда. Таке собирался уйти куда по-дальше, не ввязываясь в драку, но протиснуться между сокурсниками было куда сложнее, чем лучу солнца пробиться между стадом бегемотов. - Пусти! - дернулся в сторону, когда опустившаяся на узкое плечо рука ощутимо сжала его до боли, заставляя мальчишку пискнуть. Совсем по-мышиному. - Пусти! Кому сказал?! - с размаху опуская ногу на ступню ближайшего к нему идиота. Драться Такехико было не в первой. Быть избитым тем более.

Отредактировано Takehiko Shimidzu (2015-08-28 20:23:22)

-Человеческого языка не понимаешь?! - Такехико извивался изо всех сил, пытаясь вырваться из цепкой бульдожьей хватки пальцев под дружный гогот соучеников. – Ну, давай я тебе на твоем, на придрошном, скажу, - скосив глаза к носу, мальчишка протяжно и громко завыл, нарочно произнося слова нараспев омерзительно гнусавым голосом. - Ат-пуууус-тыы ме-нуя пжа-аа-луйста. - для полноты картины не хватало только свисающей с уголка приоткрытого рта слюны, но Таке заменил ее метким плевком в лицо напротив, за что и был награжден ударом спины от стену. На несколько секунд Такехико забыл о том, что нужно дышать. Резкая и сильная боль пробила его грудь, заставляя зажмуриться, инстинктивно втянув голову в плечи. К боли было не привыкать. Ее в жизни мальчишки было достаточно, но все равно, каждый раз получая ощутимый удар или толчок, Таке ощущал боль, будто в первый раз. Неприятное чувство растеклось по телу, покрывая кожу мелкой и мерзкой дрожь. Раздражение и злость путались со страхом и беспомощностью. Во рту пересохло за считанные секунды, а ладони моментально стали мокрыми и липкими от пота.
-Вот интересно, а вы когда своих девок оприходуете вы тоже друг дружку зовете? У вас по одиночке не стоит, немощные? - длинный язык Такехико редко, практически никогда его не спасал, а вот неприятности усиливал в разы знатно. Мальчишка не умел во время затыкаться, за что жизнь и наказывала его из раза в раз. Сегодня напоминание о том, что язык следует держать за зубами, прилетело ударом кулака в живот. Остаток воздуха из легких обжег губы судорожным выдохом. На глазах невольно выступили слезы, а очередное язвительное замечание сорвалось уже не с его губ, а прозвучало голосом неожиданного спасение, длинные руки которого, словно возникшие из неоткуда, так напугали мальчишку, что мозг счел за лучший выход схорониться в ворохе собственной одежды, обернувшись крысой.
И все тут же стало совершенно иным. Большим. Громким. И еще более страшным. Испуганно пища, Такехико принялся зарываться в свою куртку, пытаясь спрятаться в ее кармане, составив компанию пачке сигарет и зажигалке. В темноте собственного кармана было уютно, тепло и даже, кажется, безопасно, по крайней мере до того момента, как в его импровизированную нору не пожаловала незваная гостья, воинственный настрой которой, горел желанием не простой смерти, а изысканной, сопровождающейся насыщением желудка. Умирать, а уж тем более быть съеденным, в планы крысеныша не входило. В ближайшую неделю уж точно, а там, дальше, пока не известно. Истошно пища, царапаясь и кусаясь, Таке старался, если не спасти свою жизнь, так хоть немного отстрочить  кончину, которая острыми зубами сомкнулась поперек его крысиного тела. Не перестающий пищать и беспомощно дергаться, Такехико был вытащен из карманной норы наружу.  Тусклое солнце неприятно резануло по черным глазам-пуговицам, но это еще можно было хоть как-то стерпеть, в отличие от бесцеремонного спасения из пасти опоссума за хвост. Истошно вереща, крысеныш пытался ухватить зубами то и дело мелькающие неподалеку от его морды пальцы, чтобы выиграть для себя несколько минут. Всего несколько минут, за которые он успеет спрятаться в высокой и слегка пожелтевшей от прогулок осени траве, но ни одна из попыток не увенчалась успехом. Тонкие пальцы так и не обзавелись красными отметинами от острых зубов, а сам Таке хозяйским жестом был отправлен в карман и прижат рукой, во избежание никому не нужного писка и тем более укусов. Не завидное положение. Такехико раздраженно заворочался, пытаясь выбраться, и тут неожиданно почувствовал что-то невероятно приятное, и именно поэтому такое удивительное и успокаивающие. Его гладили! Гладили по острой морде, голове, между ушами, заставляя жмуриться и успокаиваться. Его никогда еще не гладили. Обычно кричали, оглушали визгом, кидали в него тапками, газетами, парой раз даже кирпичами запускали. Изредка брали на руки, чтобы унести или выкинуть. Но еще никогда его не гладили. Это было странно. Но это было приятное странно, и Таке не сопротивлялся, позволяя приятному чувству накрыть себя с головой. Голова у него сейчас была маленькая, а потому этого необыкновенное чувства требовалось совсем немного.
Покидать уютный и согретый собственным тельцем карман не хотелось. Но кто его спрашивает? Вот именно никто. Поэтому Таке просто достали, просто поставили на пол и просто оставили одного. Теплота медленно скатывалась с его шкуры на пол, теряясь в проводах и окружающем пространстве гигантской квартиры, которая сейчас казалось крысенку целым миром. Тихо и невнятно пискнув, Такехико отправился в очередной полет за хвост, который на этот раз завершился удачным приземлением на стол у кофемашины. Запах кофе был чересчур резким и сильным. Он забивался в чуткий нос и путался в темной шерсти, вынуждая крысенка недовольно морщиться, теря лапками морду и слипающиеся глаза. Такехико не хотел нюхать кофе, он хотел обратно в карман к ласковой руке, поглаживающей его голову и ерошащей шерсть. В карман его так и не вернули, но зато снова взяли в руку, терпко пропахшую кофе и сигаретами. Его даже любезно донесла до кровати, кинув на мягкое покрывало, которое крысеныш тут же принялся царапать когтями, пытаясь улечься, соорудив гнездо. Как только сонное сознание осталось довольно результатом, крысенок зафырчал, зарываясь мордой в изрытое покрывало и засыпая. Таке больше не гладили, но он еще чувствовал иллюзорное прикосновение ласковой руки к его голове, что медленно увеличивалась, теряя крысиные очертания, вместе с тем, как мальчишка все глубже проваливался в сон.
Запищав во сне, Такехико перевернулся на бок, натягивая на себя покрывало. Стоило ему из крысы вновь стать человеком, как он тут же превратился в гусеницу. Надо сказать довольно беспокойную и весьма вертлявую гусеницу, которая опползала всю кровать, перед тем как успокоиться, устроив тяжелую и взъерошенную голову на ногах преподавателя. По-детски причмокнув губами, Таке потер кулаком щеку, поджав ноги к животу и уткнувшись носом в живот Сверра. Грудь мальчишки медленно поднималась и опускалась, дыхание было ровным и спокойным, а обветренные губы были слегка приоткрыты, отчего было видно большие верхние зубы с узкой щербинкой между ними. Наморщив нос и потянувшись, мальчишка перекатился на спину, стягивая с себя покрывало. Тонкие пальцы с неровно обкусанными до мяса ногтями, погладив впалый оголившийся живот и поднявшись вверх по проступающим ребрам, почесали шею с тускло красными и темно фиолетовыми следами, что обивали ее тонкими змеями. Сопнув, Такехико вновь пришел в движение, подктываясь обратно к животу мужчины и сжимая пальцами край его кенгурушки. Это было так хорошо, так, чертовски, приятно и замечательно, но только до того момента, пока Такехико не открыл глаза и не протянул ватным ото сна голосом:
-А что ты, блять, делаешь в моей кровати?

Удивленно и часто заморгав, Таке опасливо оглянулся по сторонам, завертев головой. Это определенно точно была не его комната, хотя бы потому, что здесь было гораздо чище и кровать в разы больше. Прикусив губу, мальчишка приподнял покрывало, которое несколько раз обвил вокруг себя во время сна, пытаясь превратиться не то в русалку, не то в гусеницу переростка. Лучше бы он этого не делал. Смущение кровью прилило к лицу, окрашивая его в насыщенный помидорный цвет. Он был голый! Мать его, голый! Даже трусов не было. Шмыгнув носом и потерев горящее от стыдливого гнева лицо руками, Такехико перевел взгляд на преподавателя. Тот был спокоен, расслаблен и вполне себе доволен жизнью. Таке это не понравилось. Как минимум, потому что сам он был взвинчен, растерян и взбешен всем, что с ним происходило. Во взъерошенной голове укоризненно проскользнула мысль о том, что следует быть осторожнее и аккуратнее, когда перекидываешься в крысу. Но разве он виноват? Вовсе нет! Его вины в том, что он превратился в крысу и этот извращенец посчитал за лучшее взять его с собой, уж точно нет. Педофил. Мог бы хотя бы не пялиться на него так открыто или хотя бы вернуть его одежду. Недовольно насупившись, мальчишка глубже зарылся в покрывало, заворачиваясь в него по шею. Чего Такехико не хотел точно, так это демонстрировать свое тело какому-то ненормальному информатику. По крайней мере, за бесплатно. Вот если бы Сверр ему предложил что-нибудь ценное, то Таке еще может быть и подумал, а так... Впрочем, Золлину от него, похоже, ничего и не было нужно. Кроме как, известить о том, что сигареты он у него отнял, а на кухне его будет ждать заправка живота, который, наверняка, соскучился по еде. Есть Такехико хотел всегда.
-Не нравится, свои кури! - залезая в кардиган, выкрикнул в спину уходящего мужчины. - Нечего свои лапы к чужому добру тянуть. - слезая с кровати и осторожно топая в сторону кухни, попутно осматриваясь по сторонам и по-звериному принюхиваясь, поднимая и морща нос. Обоняние Таке ни чем не отличался от обычного человеческого, но крысиные повадки, сидящие глубоко внутри, давали о себе знать. Пахло в квартире Сверра нормально, немного странно от обилия всякой технике и железяк, но в целом терпимо и, конечно, гораздо лучше, чем в его заполненном доме, стены которого навеки пропиталась запахом спермы, мочи и блевотины. - А сам чего не понес? Не обломился бы. - забираясь на стул и прижимая ноги к груди. - Долго они будут стираться? - Такехико хотел было развести ноги в стороны, но во время вспомнил о том, что на нем нет такой полезной и важной штуки, как трусы. - Зеленый буду. - буркнул себе под нос, придвигая к себе чашку, попутно вскрывая чайный пакет зубами, языком запихивая откусанную бумажку за щеку. - Ищи другого идиота, чтобы при тебе тянулся. - бухая в чашку чуть ли не половину содержимого стеклянной банки и тут же заливая сахарную горку кипятком. Мальчишка мог бы еще очень долго показывать свое недовольство, но еда пахла так соблазнительно вкусно, что Такехико решил за лучшее занять свой рот поглощением угощения. К тому же, жизнь в большой семье научила его простому, но, несомненно, ценному правилу - никогда не щелкай клювом и не думай слишком долго, а то можешь лишиться всего, что тебе дали.
Жадно и быстро запихивая мясо в рот, Таке замирал с вилкой  у губ только в те минуты, когда ловил на себя изучающий и внимательный взгляд преподавателя. В такие минуты, мальчишка хмурился, сводя к переносице брови, и сглатывал со слюной резкое и грубое "че, пялишься?". В этой школе, которая своими правилами больше напоминала тюрьму строго режима, и за меньшее могли лишить еды, так что Такехико предусмотрительно молчал до тех пор, пока его тарелка не опустела. Вылизав посуду языком, мальчишка обхватил слегка поостывшую чашку пальцами, начав шумно пить чай, отпуская край чашки лишь на пару минут, чтобы перевести дух и шумно вздохнуть, а затем его морда вновь пряталась в кружке, которая пустела с поразительной скоростью. Со звоном опустив чашку на стол и вытерев губы концом появившегося хвоста, который мальчишка часто использовал как третью руку, Такехико поднял взгляд на Сверра. Еще не до конца забытые правила приличия, впихнутые в крысиную голову еще в начальной школе, неуверенно посоветовали поблагодарить мужчину.
-Спасибо. - прихватив губами хвост, невнятно пробурчал, отворачиваясь и прижимая к груди согнутые в коленях ноги, которые тут же обхватил руками. - Ммм, это-о-о... - протянул, медленно возвращая взгляд со стены на Золлина, - а еще есть? - проведя хвостом по тарелке. - Как компенсация за то, что ты скурил всю мою пачку. - неуверенный и даже в чем-то просящий тон моментально изменился на гневный и требовательный, стоило Такехико заметить практическую пустую сигаретную пачку. Свою практически пустую сигаретную пачку! Практически? Да в ней осталась одна жалкая сигарета. - Ты хоть знаешь, сколько мне сил стоило достать эти сигареты?!  - возмущенно зыркнул глазами, хвостом выуживая из пачки последнюю сигарету. - Извращенец. - закуривая.

-Тогда может дашь мне штаны? - минимально грубо и максимально вежливо поинтересовался Такехико, но его вопрос остался без ответа. То ли потому что у Сверра были только одни штаны, в чем мальчишка сильно сомневался, то ли потому что делиться этот дядька был не намерен, что опять же было несколько сомнительно, ведь кардиган он свой отдал - почесав кончика носа о плечо Таке сильнее закутался в одежду преподавателя, сжав ее на боках исцарапанными пальцами - оставался еще вариант, что мужчина просто его не услышал. Вежливые фразы давались Такехио с трудом. Он либо протягивал их на распев, медленно-медленно, чтобы в случае чего успеть прикусить язык на начавшемся ругательстве, либо проговаривал их до того тихо, что едва сам различал слова. - Ага, чтобы ты в оплату этого дерьма, - дерьмо, к слову, было хорошим, дорогим и довольно крепким. Таке раньше никогда не курил такие сигареты, по той простой причине, что у него не было на них денег. А те взрослые, которые их раскуривали, чаще всего не очень любили давать подачки вот таким вот мальчикам, так что приходилось курить то, на что хватало деньжат. Легкие и вонючие, - взял вот это вот шикарное тело? - на последних словах Такехико развел руками в стороны, явя Сверу костлявое великолепие своего тельца. - Шиш тебе. Я сигареты из этой пачки загоню, и смогу затариться на несколько месяцев. - хвостом притянув к себе сигаретную пачку, мальчишка поспешил ее спрятать на своей части стола за сахарницей, а то мало ли что? Знал он этих взрослых, которые умудряются за пять секунд изменить свое мнение и планы. Взрослые вообще народ не постоянный и странный. Такехико не любил взрослых, и в тайне мечтал стать крысой навсегда, как только ему исполнится восемнадцать. И совсем не страшно, что крысу живут куда меньше, чем люди. Он за свои четырнадцать порядком устал от этого мира, и готов был поспорить, что и мир устал от него.
-А чего опасаться-то? - фыркнул, слезая со стула и быстро, словно боясь, что в него сейчас кинут чем-нибудь тяжелым, подбегая к холодильнику и запуская в него свои ручонки и любопытный нос. Таке ничего не стоило начать есть прямо у холодильника, стоя и не обременяя себя такими трудами человеческого ума и рук, как тарелки, ножи и вилки, но что-то подсказывало, что подобное поведение вызовет не гнев и раздражение Золлина, а смех, который непременно перетечет в насмешливые комментарии и подколы. К злости и раздражению на себя Таке привык давно и по большей части относился к нему равнодушно, но вот смех... Это было очень обидно. Не желая лишний раз веселить информатика, мальчишка поставил кастрюли на плиту и немного повозившись с хитроумным, для него, устройством, все же начал разогревать суп. - Ты же сам сказал, что по согласию под себя подминаешь. А я не согласен. Так что извиняй, дядя. - бесцеремонно запуская в сковородку с рагу ложку и начиная есть. Суп разогреется еще не скоро, а есть хотелось уже сейчас.
Мать часто на него сердилась за то, как много он ест. Вечно кричала, срываясь на плач и истеричное комканье чеков. Она любила повторять, что его легче убить, чем прокормить. Сперва было больно, обидно до слез, а потом Такехико перестал обращать внимание, пропуская все слезы, обвинения и истерики мимо ушей. Мальчишка был уверен, что даже умудряйся он растягивать одну краюшку хлеба на неделю, мать и то нашла бы к чему придраться. Такой уж она была. Но Таке любил ее и такой. И пьяной на покосившемся крыльце дома, и голой в развалку на матрасе, который они делили на двоих, и злой, вымещающей на нем свои проблемы и неудачи, что растекались по телу пятнами гематом, и веселой, выгоняющей его на улицу погулять, хотя уже поздно, но ведь к ней должны прийти. Он любил ее любой просто потому, что она была его мамой. А быть мамой - это уже более чем достаточно для того, чтобы тебя любили.
Привстав на кончиках пальцев, мысленно посылая Свера и его рост в одно узкое место меж двух холмов, Такехико не без труда достал тарелку. Ложка и половник не доставили ему столько мучений, и скоро мальчишка вновь сидел за столом и жадно ел, радуясь приятному теплу, растекающемуся по горлу вместе с супом. На взгляд Таке, вылавливающего ложкой клецки, невкусной еды просто не существовало в природе. Еда всегда вкусная. Априори. Только вот иногда бывает так, что ты пробуешь не свою еду. Она вкусная, но просто тебе не подходит. и ты перестаешь ее есть, готовить и заказывать, а ведь при этом ты очень много теряешь, ведь бывает и такое, что из чужой еда становится твоей. Такехико всю еду считал своей, еще ни разу его морда не отрывался от тарелки с недовольной мордой. Ему всегда было вкусно и хорошо. Вот и сейчас доев суп, мальчишка счастливо улыбнулся, облизываясь и собирая пальцем остатки супа на две тарелке.
-Вкусно, но вся еда вкусная. - пожав плечами, отодвинул от себя тарелку, с некоторым сожалением ловя себя на том, что есть ему уже не хочется, а кастрюля еще на большую половину заполнена супом. - А ты не можешь дать мне свои штаны, и я пойду в корпус? Завтра занесу, а? -  обернувшись, поинтересовался у выходящего из кухни вместе с ноутбуком информатика. - Я не хочу здесь торчать. - протянул, разворачиваясь и упираясь острыми локтями в столешницу. Сверр все не возвращался, и Таке подумал было, что ему удастся улизнуть, но тут за его спиной раздался шепот и пальцы быстро огладили узкое плечо, заставив перепуганное неожиданным прикосновением сердце забиться быстрее. - Совсем больной?! Я чуть не помер со стра... - договорить Такехико не смог, затравленно пискнув и втянув голову в плечи,  когда пальцы спустились вниз, к лопатке. - Не трогай меня! - вскакивая со стула и поворачиваясь к Сверру лицом. - Извращенец! Педик! Педофил! - Таке выкрикивал слова, задрав голову, чтобы хоть немного, но казаться выше. Разница в их росте было чудовищно ироничной. - Отвали, я так уйду в корпус. - кулаки было сжались, чтобы толкнуть мужчину в грудь, но вместо этого согнувшись, Такехико проскользнул под его рукой, выбегая в коридор.

Однако убежать на деле оказалось не так просто, как Такехико рассчитывал. Цепкие пальцы Сверра ухватились за ворот кардигана, заставляя притормозить, слегка поддавшись назад и запрокинув голову, обиженно поджимая губы и сводя к переносице светлые брови, отчего на лбу между ними залегла маленькая вертикальная морщинка. Мальчишка шумно вздохнул, наполняя легкие воздухом, чтобы высказать этому самоуверенному нахалу все, что он о нем думает, но слова колючим комом встали поперек горло, сдавленного хвостом опоссума, ловко перебравшегося с руки информатика на плечо Таке. Судорожно сглотнув слюну вместе со своими язвительными комментариями, мальчишка замер, зажмуриваясь и приоткрывая рот так, что стали видны передние зубы с узкой щербинкой между ними. Возбуждение и удовольствие приятной дрожью прокатились по телу, выбравшись из загривка и скатившись по торчащим позвонкам вниз, к копчику, из которого рос крысиный хвост, нервно подрагивающий и обвивающий ногу своего хозяина. На несколько невероятно вечных и приятных мгновений все мысли и переживания, все чувства и эмоции покинули Такехико, оставив в его тщедушном и жалком тельце одну лишь сжимающуюся боль легких от нехватки воздуха. Это было мучительно великолепно. И, к сожалению, ужасно кротко. Сдавив шею на пару секунд сильнее, опоссум отпустила его, позволив сделать судорожный вздох, шагнув вперед, наклоняя голову и обхватывая покрывшимися мурашками пальцами ноющую и саднящую шею со вспухшими красными полосами от хвоста выдуманного зверя. Не такой уж он и выдуманный, если может такое провернуть. Тяжело и сбивчиво дыша, Таке выпрямился. Он дышал жадно, заглатывая воздух большими порциями, давясь им и чудом не срываясь на кашель.
-Не умру, а вот мужчиной быть перестану. - тихо рыкнул, дергаясь в сторону и прикрывая голову рукой, когда пальцы Золлина коснулись торчащим во все стороны волос, жестких как крысиная шкура. - И займу, - насупился, сильнее запахивая кардиган и втягивая голову в плечи, пытаясь спрятать горящие свежестью рубцы на бледной коже. - Не твоего ума дела, педофил гребаный! - вспыхнув до корней волос, возмущенно выкрикнул Такехико, забегая на кухню и хватая припрятанную на столе пачку сигарет. - Только сунься ко мне, и твой вонючий член пожалеет о том, что решил выбрать мою дырку. - Таке хотел произнести эту фразу нарочито небрежно, но страх и волнение дали свое, и голос предательски сорвался на фальцет. - Угораздило же так вляпаться. - пробурчал себе под нос, бесцеремонно вытягивая из холодильника булку хлеба, которую собирался сточить к рассвету. Может, и раньше. Как пойдет.  - Из всех преподов, меня должен был выручить именно гомик. - не переставая ворчать, Такехико с булкой во рту, вышел на балкон. - Гомик педофил. - окинув свое убежище беглым взглядом и закопав хлеб в подушках кресла, крысеныш выскользнул обратно в комнату. Для полного спокойствия и уюта балкону явно не хватало парочки вещей.
Парочка вещей нашлась в спальне. Первое из необходимого лежало в изголовье кровати и было ничем иным, как мягкой подушкой, которую Такехико быстренько прибрал себе, прижав к груди. Второе тоже было неподалеку и удачно располагалась опять же на кровати. А где еще быть покрывалу? Скомкав покрывало и взвалив его к себе на плечо, Таке так быстро, как только ему позволяла его ноша, устремился на балкон. Влетев на который, он вывалил честно одолженное на ковер с высоким и мягким ворсом.
Шмыгнув носом и проведя под ним рукой, крысеныш принялся за обустройства своего ночлега, начав сооружать из пледа гнездо, основанием для которого служила подушка, а крышей - опрокинутое кресло. Это, конечно, не было замком со рвом, но все же являло собой какую, но никакую защиту от посягательств грязного извращенца, который, наверняка, только и ждал удобного случая, чтобы напасть на него. Но не на того напал! Забравшись в свою нору на пару с уверенностью, зажатой в кулак, и булкой хлеба в зубах, Такехико свернулся на подушке клубком, старательно прижав к животу ногу, а голову к груди. Но даже несмотря на свой маленький рост и чудеса врожденной гибкости, Таке все равно упирался макушкой в спинку перевернутого кресла. Впрочем, это была такая незначительная мелочь, что мальчишка и вовсе не обращал на нее внимания, довольно улыбаясь  и зевая во всю пасть.